[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

[8] Идеальное время и место — в оригинале 良辰美景 (liángchénměijǐng) — в пер. с кит. «прекрасное время года и живописный пейзаж».

Экстра [19]. Сожаления горы Чунь, Песнь БинЦю

Внимание: сплошной NC-17!

Рекомендуем читателям, не достигшим 18-лет, воздержаться от чтения!

— Погоди немного, сперва успокойся.

Разместившийся между ног Шэнь Цинцю Ло Бинхэ подался немного дальше.

— Но этот ученик сегодня увидел кое-что необычайно интересное и, боюсь, теперь не сможет успокоиться несколько дней кряду. Что же ему делать, учитель?

Шэнь Цинцю понимал, что после того, как Ло Бинхэ целый месяц на хребте Цанцюн постепенно восстанавливал своё изначальное тело путём упорных тренировок, настал и его час расплаты, однако сохранял невозмутимость.

— Довольно непросто судить об этом, не зная, о чём речь; давай-ка ты принесёшь это учителю, и мы сможем изучить это вместе. Но прежде тебе нужно принять благопристойную позу и вести речь как послушный ученик.

Ло Бинхэ с готовностью закивал, впрочем, успешно проигнорировав последнее указание:

— Хорошо, в таком случае, я дам учителю взглянуть на это.

С этими словами он неторопливо извлёк тоненькую брошюру.

Её кричаще пёстрая [1] обложка показалась Шэнь Цинцю до странного знакомой.

Стоило ему с подозрением воззриться на книжечку, как Ло Бинхэ пролистал страницы и, приосанившись, принялся читать чистым и ясным голосом:

— С наступлением ночи Ло Бинхэ лежал на постели, беспокойно ворочаясь. Он так привык к ночёвкам на холодной земле в дровяном сарае, что, внезапно очутившись в настоящей кровати, никак не мог заснуть — в особенности зная, что безгранично почитаемый им учитель лежит не так уж далеко от него, отделённый лишь ширмой да тканью кисейного занавеса. Воспоминания о заботе и внимании, которыми он обогрел ученика в последние дни, стояли перед глазами, словно огнём жгли грудь, разгораясь всё жарче...

Шэнь Цинцю онемел от шока, однако на лице Ло Бинхэ не дрогнул ни единый мускул — он как ни в чём не бывало продолжал:

— На ощупь забравшись в его кровать, Ло Бинхэ с лёгким шорохом раздвинул полы нижнего платья Шэнь Цинцю и запустил руку под тонкую ткань. Кожа под ней была гладкой и нежной, мышцы — крепки и упруги. Поддавшись туманящему разум желанию, он рывком разорвал пояс…

При этих словах Шэнь Цинцю невольно бросил взгляд на валяющийся на полу пояс, который только что разорвал Ло Бинхэ, и по коже поползли мурашки — что тут скажешь?!

Закрыв книгу, Ло Бинхэ поднял на него серьёзный взгляд, торжественно поведав:

— Здесь повествуется о том, как этот ученик утратил невинность в ту ночь, когда он перебрался из дровяного сарая. Пылающий в его крови огонь желаний и взметающееся к небесам пламя страсти [2] вынудили его во мраке ночи пробраться в Бамбуковую хижину, в опочивальню скованного узами кошмара учителя, где он всю ночь так и эдак одарял его любовными ласками.

Какого чёрта!

Если Шэнь Цинцю верно помнил, Ло Бинхэ тогда было только пятнадцать!

Верх бесстыдства [3]!

Апогей безумия [4]!

Продолжая перелистывать страницы, Ло Бинхэ походя заметил:

— «Ло Бинхэ» из книги куда отважнее, чем этот ученик. Если не брать в расчёт его дерзость, его чувства к учителю переданы весьма точно [5].

— Позволь ты себе столь «отважное» поведение, — суховато заметил Шэнь Цинцю, — этот учитель не мог бы поручиться за то, что ты пережил бы тот день.

Склонившись к нему, Ло Бинхэ неторопливо обдал его ухо горячим дыханием, запечатлев поцелуй на мочке, и принялся ластиться к Шэнь Цинцю:

— Учитель, разве вы не собирались обсудить это со мной? Как бы то ни было, это ещё не всё, поглядите.

Шэнь Цинцю не осмеливался даже бросить взгляд в том направлении, справедливо полагая, что, если он сделает это, его глазам будет нанесён непоправимый ущерб [6].

— Не желаете? — ухмыльнулся Ло Бинхэ. — Ну так этот ученик зачитает вам вслух.

Сдерживая обещание, он выразительно продекламировал:

— После того, как «Ло Бинхэ» лишил его невинности [7] той ночью, учитель подверг непочтительного ученика жестокому наказанию, желая изгнать его с хребта Цанцюн — но в последний момент не смог на это решиться и лишь мучал его холодным безразличием, прежде чем происшествие на собрании Союза бессмертных не разделило их на долгие годы. После воссоединения Шэнь Цинцю угодил в лапы этого «Ло Бинхэ» — и, посмотрите же, учитель, эта часть с Водной тюрьмой дворца Хуаньхуа воистину превосходна!

Хоть его уверения не подействовали на Шэнь Цинцю, он всё же не удержался от того, чтобы, поддавшись любопытству, искоса взглянуть одним глазком.

Казалось, на сей раз языки жгучего пламени разом обдали и кожу, и нежные внутренности.

«”Сожаления горы Чунь”. Глава 37. Насилие в Водной тюрьме

Шэнь Цинцю затряс головой, кое-как выдавив:

— Ло… Бинхэ, ты… Отпусти меня…

Обхватив нежные округлости ягодиц, Ло Бинхэ легонько сжал их, а затем развёл в стороны, обнажая отверстие, которое уже подверглось неоднократному насилию с его стороны, и лицо демона исказила хищная ухмылка.

— Учитель, нынче вы в слезах молите о пощаде, но могли ли вы представить себе прежде, что этот день когда-нибудь настанет?

— Оно уже распухло… — всхлипнул Шэнь Цинцю. — Ты не можешь снова вставить…

На него и впрямь невозможно было смотреть без боли: кольцо алой плоти сомкнулось так плотно, что, казалось, в него ничто не в силах проникнуть. В сердце Ло Бинхэ всколыхнулась жалость, но её тут же смело воспоминание о том, как Шэнь Цинцю отверг его несколько лет назад. Волна ненависти захлестнула рассудок, и он безжалостно устремился на штурм. Войдя менее чем наполовину, он почувствовал, что продвигаться вперёд и впрямь необычайно трудно. Из-за натёртой плоти внутри было куда влажнее и жарче, но и туже.

Шэнь Цинцю плакал навзрыд, слёзы катились по его лицу, словно осыпающиеся дождём цветы груши [8], и с шумом втягивал воздух всякий раз, когда фаллос вторгался в его тело, причиняя ему невыносимую боль [9]. Однако что он мог поделать со связанными руками — все его попытки вырваться были безрезультатны…»

«…Капец… — пронеслось в голове Шэнь Цинцю. — Вашу ж мать, это что ещё за хренотень? — продолжал он материться про себя, не в силах вымолвить ни слова. — Что это за поебень с цветами груши и слетевшим с катушек демоном-обольстителем? Если уж на то пошло, то ревёт в три ручья во время этого процесса в основном Ло Бинхэ! Да вы только взгляните на